Вроде надо успокоительные купить-таки.
А вроде и слезы помогают. Плак-плак и как-то легче жить, что ли.

Наш политолог умер, дали женщину, которая совсем не препод нашего института, по ее словам, работала в МИДе, ну или где-то около того, я прослушала начало пары, честно говоря, у нее тихий голос.
Тетка, конечно, клевая, но ее метод преподавания внушает мне смутные опасения.
Ну и плюс я, кажется, совсем без склада ума, потому что и технические дисциплины понимаю с трудом, а уж гуманитарные так совсем не мое.
Хотя я недавно проходила какой-то тест интересный, там в результате получилось, что у меня и технические, и гуманитарные способности изначально равные, 10/10. По десятибалльной системе, да.
Только вот вся моя гуманитарность заканчивается на правописании.
Я не люблю литературу и историю, социологию и психологию, культурологию и вот теперь еще и политологию.

В аудитории, где у нас политология, очень узкие парты. А Настя привыкла сидеть, сложив лапки в замок, а локти в стороны.
Попросила подвинуться раз, попросила подвинуться два, пихнула три.
И все равно под конец пары мне осталось 40 см парты. Уже плевать на просьбы и намеки, просто отодвинулась, чтобы локтями не соприкасаться.
"Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе", - часто говорит мне дедушка.
Поэтому теперь я постараюсь контролировать себя и не лезть с обнимашками ни к Юле, ни к Насте.

Вирелей выложила двадцатую главу, суд над Куроко Ибуки.
У меня по-прежнему сделано четыре, и плюс я взяла на перевод нцу по Первой любви.
Когда-нибудь я допишу.
В "Кошке" нет ирисок.
Ириски, слезы, леденцы. Именно в таком порядке я утешаюсь. Сейчас вот на столе полпачки леденцов и шоколадка в сумке.

А еще есть новый наркоманский сон про гусениц, но он радостный, ну или по крайней мере не печальный, я не в настроении его сейчас писать.